Турецкое общество и внешняя политика – друзья и враги, ценности и ожидания
Общественное мнение и внешняя политика – теоретическое введение
Вопрос того, в какой мере государственная политика определяется общественными устремлениями, а в какой – навязана со стороны элиты, является открытым. Умозрительно это выглядит как баланс спроса и предложения, где важны оба компонента, часто возникает соблазн представить ситуацию именно так. Однако в данном случае, как и почти всегда, такой подход не оправдан и является очевидным упрощением.
Во-первых, если в случае баланса спроса-предложения в экономической плоскости мы говорим об индивидуальном выборе, где предпочтение индивида имеет большое значение, то в случае выбора внешней политики мы имеем дело с коллективным выбором, а там мнение индивида – напротив, почти не имеет значения, взамен большое значение имеют организованные группы, наиболее мощной из которых выступает государственная власть, устроенная иерархично, постоянно мобилизованная (работа по расписанию и более того), оплачивающая лояльность и выполнение приказов и, как следствие, находящаяся в состоянии реализовать свою волю; более того – способная подавить сопротивление и волю других игроков, реализующих другую позицию.
Во-вторых, в случае частного выбора на рынке мы чаще всего имеем дело с ситуацией, где не требуются специальные знания, тогда как в случае внешней политики как раз речь идет о ситуации, требующей специальных знаний, которыми не владеет подавляющее большинство населения, включая как теоретические, так и практические знания, включая информацию, добытую специальными службами, а здесь знания общества и вовсе сводятся к нулю. Уже взяв в расчет эту диспропорцию, можно обсуждать решения во внешней политике, принимаемые властью.
В-третьих, важное значение имеет ценностный выбор (который в свою очередь может быть или не быть оформлен в стратегическую линию, принятую к реализации). Дополнительная информация может влиять на характер действий в текущей ситуации, способ реализации политики, но не на направление политики. В конечном счете, стратегическая линия все равно будет реализована в том или ином виде, а ценности и подходы, заложенные в нее, в любом случае будут оказывать влияние на ее реализацию. Поскольку государственные структуры реализуют внешнюю политику, и планирует ее власть, то именно ценностные подходы в этих кругах будут иметь решающее значение, в особенности, подходы первого лица и его окружения.
***
Означает ли это все, что общество никак не влияет на внешнюю политику? Нет, не означает, хотя перед нами стоит задача определения характера этого влияния.
В любом случае, проводимая властью внешнеполитическая линия, будет раскалывать общество на части, где какая-то часть общества по ряду причин будет считать данную политику адекватной, а какая-то часть будет поддерживать ее альтернативы. Но будучи проводимой властью, как правило, эта линия обретет сравнительно большую популярность, чем это было бы без ее участия.
Разумеется, как и на рынке, большое значение имеет позиционирование предложения и, по сути, способность власти «продать» свое предложение обществу. Тут многое зависит от эффективности государственной пропаганды. Однако помимо власти, на рынке идей присутствуют и другие игроки – внутренние и внешние. По мере развития технологий коммуникации и глобализации, роль внешних игроков растет и оказывает растущее влияние на игроков внутренних, в тому же стоит учитывать, что если внешние игроки чем-то и озабочены, то в первую очередь внешней политикой той или иной страны. В свою роль, сила внутренних игроков зависит от уровня их организационной силы, финансовой состоятельности и независимости от власти и внешних игроков. От этого же зависит и их способность выдвинуть альтернативные концепции внешней политики страны.
Еще одна переменная в этом – ценностные установки самого общества, не оформленного большинства, которое чаще всего аморфно и, по Бурдье, не имеет конкретного мнения. Но тем не менее, на это, зачастую приблизительное представление, влияют социально-демографические и экономические факторы, в частности, уровень урбанизации, рождаемости, культурные взаимосвязи с другими странами, а также уровень занятости, доходов, частота выездов за рубеж и экономических контактов с другими странами (в том числе важно – с какими именно).
В демократических или хотя бы отчасти демократических странах раз в несколько лет проводятся выборы, где население выбирает власть, и там может определиться судьба власти, а также ее внешнеполитической линии. Опросы показывают, что внешнеполитические предпочтения влияют на внутриполитические, но не очень значимо. Например, среди сторонников Кочаряна и Пашиняна в Армении различие по внешнеполитической линии заметно, но лишь на уровне 5-10%, а для большинства их сторонников разница проходит совсем в другом месте. Но успешность внутриполитической линии часто связана и с успешностью внешнеполитической линии и ее адекватностью интересам страны, вернее, тому, как они понимаются населением.
Возвращаясь к Бурдье; поскольку в большинстве случаев население не имеет специальных знаний по внешней политике, чаще всего воспроизводятся наиболее часто услышанные тезисы, в том числе, государственная пропаганда, особенно ее самые актуальные пункты. Таким образом, анализ общественного мнения может быть инструментом анализа внешней политики, как на ценностном уровне, так и анализа наиболее распространенных пропагандистских установок. Интересным может быть и уровень понимания государственной политики (что также иногда отражается в опросах).
Таким образом, связь между общественным мнением и актуальной внешней политикой есть, но опосредованная и сложная, тогда как само общественное мнение отражает как некие общественные процессы, так и установки, задаваемые властью. По мере роста интенсивности коммуникации, особенно интернета, растет влияние неправительственных игроков, а также иностранных игроков. Под влиянием этого, дифференциация между властью и оппозицией по внешней политике начинает расти; они могут начать представлять полярные позиции, предполагая, что обе (несколько?) политических проектов могут быть реализованы на практике.
В законченном виде этот конфликт может выражаться в противостоянии с одной стороны консервативных, националистических, этатистских позиций, с фокусом на национальном суверенитете, с глобалистскими, социал-демократическими, либеральными и общечеловеческими позициями. И, хотя первые могут использовать риторику прав человека в отдельных случаях, а вторые – в отдельных случаях обращаться к национальному суверенитету, но во всех принципиальных вопросах, там, где эти позиции могут входить в противоречие, они будут выбирать ту позицию, которая для них является наиболее приоритетной. Для обычного избирателя зачастую разницы между такими субъектами нет, поскольку значительная часть их риторики может совпадать, но политически грамотные избиратели будут обращать внимание на различия и ключевые приоритеты, которые в конечном счете и будут реализовываться. В определенной степени такое различие есть и в Турции, хотя и со своей спецификой (в той или иной степени националистическими партиями являются все, кроме партии меньшинств HDP).
Летом 2021 года в Турции был проведен очередной опрос по внешнеполитическим предпочтениям, идеологическому мировоззрению и ожиданиям развития внешнеполитической ситуации на будущее. Как мне кажется, эти результаты интересны и важны не только для Турции. Представлю часть результатов опроса. Заранее стоит указать, что опрос репрезентативный, проведен на всей территории Турции, опрошено 1000 человек, что достаточно для оценки общих закономерностей, но может быть недостаточно для оценки некоторых деталей, партийных предпочтений, предпочтений по уровню образования и так далее. Научным руководителем опроса был небезызвестный Мустафа Айдын.
Общественное мнение в Турции – идеологический сдвиг
В целом, по состоянию на 2021 год, большинство в Турции является правым – к таковым можно отнести 68% (сумма консерваторов, исламистов, националистов и республиканцев-кемалистов), левыми можно назвать 19% (сумма социал-демократов, левых националистов, просто социалистов), 7.3% назвали себя аполитичными, и остальные не высказали своей позиции или относятся к маргинальным социальным группам. В 2020 году соотношение правых-левых было 75.6% / 17.3%, в 2019 году 79.4% / 15.7%. В последние годы медленно растет число левых и аполитичных, и падает число правых. Если же взглянуть в прошлое, то можно увидеть, что в целом эти соотношения были стабильными, а национально-консервативная платформа – это та платформа, на которой держится Эрдоган; дискредитация Эрдогана ослабляет саму правую платформу, а ослабление платформы сужает маневр для Эрдогана. К правому электорату относилось и 76.3% поданных голосов на парламентских выборах 2018 года (AKP, CHP, MHP), тогда как к умеренным и левым – 21.7% (IYI и HDP). Именно тогда правая идея достигла пика популярности, после чего начала ее медленно уступать. Выразим трансформацию политических взглядов турецкого населения за последние годы на графике.
График 1. Динамика идеологических предпочтений населения Турции, 2012-2021
Самым характерным трендом является резкий спад исламистских и консервативных убеждений на фоне пандемии – и вообще в последние годы: если в 2012-5 гг. доля таких избирателей была стабильной и колебалась в районе 35-40%, то по мере роста репрессивности режима и роста идеологического давления (парк Гези, операция против курдов в 2015 году и подавление военного путча и последующие репрессии в 2016-7 гг.), доля людей, относящих себя к сторонникам политического ислама, выросла с 14.7% в 2015 году до 30.9% в 2018. Но повинуясь эффекту маятника, а также вследствие экономического кризиса в Турции и вообще кризиса модели, начался откат. См. также: «Идеальный шторм» турецкой экономики (11 августа 2018). Примечательно, что Эрдоган «замкнул» традиционализм и консерватизм на политический ислам, что уже, в значительной мере, является отходом от традиции, таким образом, ставя их себе на службу, но в то же время, подвергая риску провала весь спектр этих идеологических воззрений. Число их сторонников снизилось с 47.4% на пике в 2017 году до 27.0% в 2021 году (самое низкое за 10 лет). Помимо перечисленного, на мировоззрение турок свое влияние оказали и последствия агрессии против Армении и Арцаха, как мы увидим ниже.
Население опросили и относительно того, за кого избиратели голосовали на парламентских выборах 2018 года. Что интересно, в опросах трех последних лет, отклонения опросных от официальных результатов минимальны и находятся в пределах стат.погрешности. К примеру, если на выборах АКР (партия Эрдогана) получила 42.6%, то по опросу 2019 года это 42.1%, а 2021 года – 42.7%. Столь же незначительные отклонения и у других партий. Мы задавали такой вопрос в Армении в 2018 году, уже после «Бархатной революции» и до парламентских выборов 2018 года, и вышло, что за республиканцев голосовало 25.6%, а не 49.2%, как было по официальным результатам или 44.7%, если исключить всех избыточно мобилизованных и финансово стимулированных избирателей. См. также: Предвыборные соцопросы в Грузии и Армении. Как голосовали и как проголосуют избиратели (24 ноября 2018). Сам факт правдивого высказывания собственного мнения в Турции и его сокрытие, искажение и, по сути, ложь, в Армении, примечателен и, скорее всего, может быть объяснен наличием травматичного опыта тоталитаризма в Армении и столетним опытом республиканизма в Турции (почти половина из которого приходится на те или иные демократические формы).
Описывая идеологическую трансформацию, происходящую в Турции, мы должны учитывать, что это, возможно, лишь колебание, и в следующие годы случится откат. Такую вероятность всегда надо учитывать, поскольку любые изменения требуют время на закрепление. Однако есть ряд причин, позволяющих считать, что этот сдвиг все-таки является системным, а не конъюнктурным. Во-первых, это демографические изменения (урбанизация, снижение рождаемости и младенческой смертности в Турции в 2020 году), а во-вторых – формирование новой политической повестки. Уже на данный момент она не является национально-консервативной, а скорее является характерной для общества в трансформации.
График 2. Основные темы, интересующие опрошенных в Турции
Еще один интересный вопрос касается того, какой видят Турцию ее граждане: считают ли они ее относящейся к тому или иному региону, либо некой самостоятельной культурой. Характерно, что в 2021 году был отмечен большой рост числа сторонников идеи, что Турция является европейской страной. По-прежнему, здесь есть риск преувеличения важности колебания, поэтому к этим данным я отношусь скептически, но тем не менее, их надо принять к сведению. Вот как выглядит картина в целом.
Таблица 1. Динамика восприятия автостереотипов гражданами Турции в 2013-2021 гг.: Турция – это страна…
|
2021 |
2020 |
2019 |
2018 |
2017 |
2016 |
2015 |
2013 |
Европейская |
40.6 |
21.5 |
17.6 |
19.4 |
32.7 |
31.8 |
26.4 |
24.3 |
Исламская |
…* |
22.4 |
32.9 |
56.3 |
39.9 |
37.5 |
45.5 |
37.0 |
Уникальная культура** |
19.8 |
27.4 |
28.5 |
… |
… |
… |
… |
… |
Ближневосточная |
17.0 |
16.1 |
16.3 |
18.9 |
23.0 |
25.7 |
20.3 |
21.6 |
Средиземноморская |
8.5 |
7.6 |
2.8 |
3.3 |
2.5 |
2.9 |
4.0 |
7.2 |
Кавказская |
7.2 |
2.7 |
0.8 |
0.5 |
0.4 |
0.5 |
0.5 |
… |
Балканская |
3.9 |
1.0 |
0.6 |
0.9 |
0.4 |
1.2 |
1.6 |
1.0 |
Черноморская |
3.0 |
1.3 |
0.5 |
0.7 |
1.1 |
0.4 |
1.7 |
1.6 |
Примечания: * нет данных, возможно, вопрос не задавался; ** в опросе – «Турция – страна с собственными характеристиками»
Здесь мы в еще большей степени видим смещение восприятия, произошедшее в Турции за последние годы. Трактовку этих изменений оставлю тюркологам, специалистам по внутренней и внешней политике, а также социологии Турции, сам же просто фиксирую факт. Если смотреть распределение по партиям за последние три года, то можно увидеть, что восприятие Турции как исламской страны характерно в первую очередь для АКР и в несколько меньшей степени МНР, а восприятие Турции как европейской страны – для СНР. Уникальность Турции находит больше всего сторонников среди избирателей IYI, а избиратели HDP (в основном курды) чаще других считают Турцию ближневосточной страной. На это распределение следует смотреть в масштабе трех лет, поскольку в каждый отдельный год выборка по партиям не столь велика, чтобы давать уверенность в репрезентативности.
Автостереотипы Турции – восприятие Турции в глазах самих жителей Турции
Следующий вопрос интересен и как раз таки предоставляет репрезентативную картину. Это опять же касается автостереотипов Турции – по поводу того, является ли Турция свехдержавой, мощной страной или слабой страной. Большинство воспринимает Турцию именно в качестве великой державы, так что турки более чем уверены относительно мощи своей страны. Кстати, это тоже может быть одной из причин, почему происходит сдвиг в сторону лево-либеральной повестки (если уж внешнеполитические цели достигнуты, то может быть лучшее время для того, чтобы заняться вопросами качества жизни и распределения власти/имущества). Данные представлены ниже:
Таблица 2. Оценка роли и важности Турции в глобальной и региональной политике жителями Турции в 2021 году (Турция - …)
|
Согласны |
Ни да, ни нет |
Не согласны |
Сальдо |
||||
|
++ |
+ |
Всего |
- |
-- |
Всего |
+ / - |
|
Великая держава |
31.2 |
31.8 |
63.0 |
18.4 |
10.0 |
8.6 |
18.6 |
+44.4 |
Региональная держава |
28.9 |
28.8 |
57.7 |
25.4 |
10.3 |
6.6 |
16.9 |
+40.8 |
Влиятельное государство на глобальном уровне |
15.0 |
40.0 |
55.0 |
24.5 |
10.1 |
10.4 |
20.5 |
+34.5 |
Важная страна в своем окружении |
21.4 |
30.1 |
51.5 |
30.0 |
12.6 |
5.9 |
18.5 |
+33.0 |
Важный игрок в глобальной политике |
24.8 |
21.8 |
46.6 |
31.4 |
14.2 |
7.8 |
22.0 |
+24.6 |
Важная страна в мировой политике |
22.3 |
22.7 |
45.0 |
34.2 |
13.5 |
7.3 |
20.8 |
+24.2 |
Средняя по важности держава |
10.2 |
17.5 |
27.7 |
26.7 |
21.3 |
24.3 |
45.6 |
-17.9 |
Небольшая сила |
8.5 |
9.3 |
17.8 |
22.1 |
25.2 |
34.9 |
60.1 |
-42.3 |
Слабая страна |
8.1 |
8.7 |
16.8 |
21.2 |
24.1 |
37.9 |
62.0 |
-45.2 |
В подтверждение тезиса о том, что именно успешность (или ее восприятие) сдвигают внутри- и внешнеполитическую повестку в сторону от национально-консервативного направления, можно привести ответы на следующий вопрос – считаете ли вы успешной внешнюю политику президентской администрации – сейчас таковых 44.7% против 38.1% в 2020 году и 29.7% - в 2019 году. И это несмотря на то, что рейтинг самого Эрдогана падает, так что многие жители Турции по возможности честно, экспертно (в рамках своего понимания) оценили происходящее, а не только субъективно с позиции нравится/не нравится. Число же тех, кто считает эту политику неуспешной – снижалось с 38.8% в 2019 году до 32.0% в 2020 и 18.7% в 2021 году. Очевидно, ключевым успехом они считают войну против Армении и Арцаха, оккупацию большей части Арцаха Азербайджаном при поддержке и организационной роли Турции. Именно поэтому, еще летом 2020 года эти оценки были куда более скептичными. См. также: Турецкая война против Армении. Детали (28 октября 2020).
График 3. Оценка успешности внешней политики офиса президента
Самый большой прирост оценки «успешности» произошел именно за последний год, хотя 2017 год, когда Эрдоган смог раздавить своих оппонентов в армии, СМИ и университетах, а также, добиться фиксации своего присутствия в Сирии, тоже был значительный прирост. Естественно, именно среди сторонников Эрдогана наибольшее число полагающих, что политика успешна (сальдо 44.5%), а наиболее скептически эти успехи оценивают курды / избиратели HDP (сальдо -9.8%).
Изменяется и внешнеполитическая повестка. Вопросы, еще три года назад занимавшие большинство населения, теряют актуальность, актуализируются новые проблемы. Принципиально расклад не изменился, но в деталях изменения заметны – и в ближайшие годы эти количественные изменения приобретут качественный характер.
Таблица 3. «С какими внешнеполитическими проблемами Турция столкнется в ближайшие десять лет?»
|
2021 |
2020 |
2019 |
Изменение 2021-2019 |
Международный терроризм |
36.3 |
46.6 |
60.0 |
-23.7 |
Глобальный финансовый/экономический кризис |
36.1 |
40.4 |
42.1 |
-6.0 |
Вооруженные конфликты на Ближнем Востоке |
29.6 |
30.4 |
45.8 |
-16.2 |
Война в Сирии |
28.6 |
46.1 |
51.4 |
-22.8 |
Американский интервенционизм (вмешательство) |
23.0 |
… |
… |
… |
Проблемы кибербезопасности |
21.2 |
15.1 |
11.6 |
+9.6 |
Глобальное изменение климата |
19.5 |
21.6 |
14.4 |
+5.1 |
Рост мощи России |
19.0 |
13.7 |
9.5 |
+9.5 |
Рост мощи Китая |
16.2 |
14.9 |
6.3 |
+9.9 |
В ответ на эти вызовы, согласно опросу, предлагается: укрепить политические отношения с другими странами – 41.9%, укрепить дипломатические отношения – 34.6%, улучшить экономические взаимосвязи – 32.2%, посредничать между другими странами – 29.6%, отправлять внешнюю экономическую помощь – 29.3%, использовать экономические санкции – 29.1%, улучшить дружбу со всеми странами – 26.5%, использовать военную силу или угрожать ею – 17.0%.
Восприятие других стран
Среди всех стран, в 2021 году лишь три страны в целом воспринимаются положительно в качестве друзей Турции (в 2020 году таковых было 2, в 2019 - 6), по большинству из остальных восприятие скорее негативное. Причем среди «друзей» Турции всегда упоминается непризнанная Турецкая Республика Северного Кипра, турецкое прокси, созданное Турцией в результате военной интервенции против Кипра в 1974 году, и две трети населения которой составляют турки – переселенцы с Малой Азии. Если же учесть, что первое место стабильно занимает Азербайджан, в отношении которого турецкие и азербайджанские власти регулярно употребляют выражение «один народ – два государства», то получается, что и здесь речь не идет о внешнем партнерстве. Таким образом, с друзьями у Турции негусто.
График 4. Оценка стран как «друзей Турции»*
*Примечания: красным цветом отмечены страны, относительно которых жители Турции согласились, что эти страны являются дружественными, а синим – по которым не согласились. Нейтральные ответы и неопределившиеся не включены в график, но могут быть определены по остаточной доле от 100%.
Также стоит взглянуть на список врагов Турции, квалифицированных здесь как «страны, представляющие угрозу Турции».
График 5. Оценка стран как «угроз для Турции»*
*Примечания: вопрос задавался в следующем виде – считаете ли вы, что перечисленные страны представляют угрозу для Турции? синим цветом отмечены страны, относительно которых жители Турции согласились, что эти страны представляют угрозу, а красным – по которым не согласились. Республика Кипр (признанная, не путать с ТРСК), в опросе отмечена как «Южный Кипр». Нейтральные ответы и неопределившиеся не включены в график, но могут быть определены по остаточной доле от 100%.
Армения заняла третье место как наиболее угрожающая Турции страна, но 32% не считают Армению угрозой (значительная их часть – курды). Впрочем, в прошлые годы восприятие Армении как угрозы было значительно выше. В 2019 году 61.2% опрошенных считали Армению угрозой для Турции и 23% не считали, а в 2020 году (до 44-дневной войны) соотношение было 58.6% на 22.5%. Так что можно считать «армянскую угрозу» нейтрализованной. При этом, это пока что не конвертировалось в ожидаемый рост влияния в Азербайджане, поэтому отношение к Азербайджану тоже ухудшилось. Если в 2019-20 гг. 65.3% считали Азербайджан другом и 28.2-24.6% не соглашались с этим, то в 2021 году другом Азербайджан считают 56.6%, а не согласны с этим 22.2%, с заметным ростом числа неопределившихся. Как представляется, именно агрессия против Армении и Арцаха изменила восприятие внешней политики Турции: армянская угроза нейтрализована, а удовлетворение не наступило. В целом негативность восприятия других стран снизилась, восприятие ряда стран как угрожающих сошло на нет, например, это касается Сирии, России и Китая, а также в значительной мере Великобритании и Израиля.
К 2021 году резко вырос интерес Турции к внешнему миру, взамен упал интерес к пантюркизму, хотя все эти колебания могут откатиться в будущем. За последние годы картина выглядит следующим образом.
График 6. Динамика восприятия того, с какими странами (группами стран) необходимо сотрудничать во внешней политике, 2013-21
Характерно, что в последние годы резко вырос интерес к сотрудничеству с США (на 30% за 3 года), к Китаю (на 18%), к европейским странам (на 16%) и Великобритании в частности (на 14%), а также России (14.6%), в то же время число людей, считающих, что Турция должна проводить внешнюю политику без того, чтобы как-то кооперироваться с другими странами, заметно сократилось, хотя к 2013 году это была доминирующая точка зрения. Можно предположить, что в Турции есть некоторая усталость от пантюркизма и панисламизма Эрдогана и желание выйти из внешнеполитической изоляции, снизить уровень конфликтности во внешней политике. Это умозрительный вывод, который потребует дальнейшей проверки. Примечательно и то, что восприятие Ирана как враждебной страны резко снизилось в 2021 году.
***
В опросе затронуто множество проблем – от членства в ЕС, отношений с Россией и до политики в отношении Асада и уйгуров, а также Стамбульской конвенции, отношений в рамках НАТО и урегулирования проблемы Кипра. Но общее впечатление от внешнеполитической ситуации уже можно было получить, а обсуждение менее существенных деталей выходит за рамки нашего предмета рассмотрения. Поэтому, если кого-то интересуют все эти вопросы, можно рассмотреть в деталях результаты опроса по турецкой внешней политике за 2019, 2020 и 2021 годы.
Грант Микаелян