Одна дорога в жизни. От дома до школы

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Человека постигло горе. Поиск виновного естественен и понятен. Вина должна материлизоваться в конкретное лицо. Ему следует предъявить счет. Попытки предъявить счет властям еще ни разу в нашей стране не давали результатов. Власть недосягаема. И даже Дзасохов, что под рукой. Лидия Александровна - рядом. Досягаема. Счет готова принять. Парадокс состоит в том, что она была фактически единственным переговорщиком. Государство бросило ее. Неужели и мы покинем?

Если это случится, то осетинское шафам (пропадаем) относится ко всем нам. За ней уже тянется слава Януша Корчака, который не погиб. Но она ведь не покинула свой Освенцим. Так в чем же вина?

Лет семь назад я привычным жестом открыла книжку стихов Иосифа Бродского и прочла своим ученикам стихотворение, которое начиналось так: "День назывался "первым сентября". Детишки шли, поскольку - осень, в школу".

Стихи о начале Второй мировой. Мой план - побеседовать о поэтике Бродского - был сорван. Яша Вебер перебил мои литературные штудии нервным вопросом: "Как они могли напасть в этот день?".

Я промямлила, что это не принципиально. Война могла начаться и пятого сентября, и 30 августа.

Но вопрос о первом сентября как начале войны был уже запущен в класс, и мои двенадцатилетние ученики рисовали на доске треугольник, сторонами которого были школа, дети, война. Изо всех детских силенок доказывали "незаконность" третьей стороны - войны. Подросток сопротивлялся смерти. Я многого тогда не поняла в детском пафосе. Но одна мысль проступала сквозь детские блуждания. Скажу, как я ее поняла: Хождение в школу - самый высокий человеческий акт. Это начало вхождения в собственно жизнь, где единичный человек встречается с человечеством. Нельзя прерывать эту встречу.

"Достань стаканы

И выпьем водки за улан, стоящих

На первом месте

в списке мертвецов,

Как в классном списке".

В сентябре 2004 года в списках мертвецов оказались дети, которые без всяких "как" были в настоящих классных списках. Первыми пали те, кто, по определению, должен бы жить.

Я учительница и знаю меру своей профессиональной свободы. Когда закрывается за мной дверь классной комнаты и я остаюсь один на один с детьми, никто мне не указ. Ни царь и ни герой. Да, совсем неважно, кто там на престоле, - час разговора с человечеством принадлежит мне и моим детям. Полагаю, что многие идут в школу на всю жизнь за этой тайной свободой, выше которой ничего нет на свете.

А если у тебя отняли эту свободу, отняли твое неотъемлемое, естественное право защитить своего ученика, как тогда?

Все эти дни нет-нет да и возвращалась я к мысли о Цалиевой Лидии Александровне. Хозяйке школы. Директору. И вот свиделись.

...Ей сделали уже три операции под общим наркозом. У нее обожжены правая рука и бок. Два ранения - в бедро и голень.

Врачи сказали, что, если бы она не приехала в клинику Вишневского, могла бы лишиться ноги. Будут приходить медицинские сестры, делать уколы, брать анализы, а она будет думать только об одном: "Что я не сделала для своих детей?". К своему ужасу, каждый раз признается: не знает. Весь ход полувековой работы убедил ее в том, что не бывает положения в школе, из которого нельзя найти выход.

Класс педагогического мастерства определяется способностью найти прием, адекватный данной ситуации, какой бы уникальный она ни была. Училась в школе N 1, 52 года проработала в этой же школе. Из них - 25 лет директором. Полагала, что нет на свете людей, с которыми не смогла бы договориться. Ошиблась. Оказалось, что есть.

...Было море цветов, белые банты, белые одежды. Она приготовилась произнести речь. Кто-то успел ей вручить огромный букет.

И тут - выстрелы, крики, переполох. Все, что уже описано в деталях и по минутам.

Она оказалась в спортивном зале, как все. Рядом с ней еще были внуки. Десятиклассница Зарина и двенадцатилетний Зилим. Потом она их потеряла...

Боевики постоянно кричали: "Садись! Замолчи! Убью!".

Они не могли понять, почему стоит шум: один плачет, другой - стонет, кто-то о чем-то просит. Они не в состоянии были постичь, что перед ними дети. Непроизвольность детского поведения выводила их из себя. Они требовали полной тишины и безоговорочного подчинения. Подлинно человеческое в человеке (детское!) сопротивлялось. А еще они не выносили детских взглядов.

Бандиты вызывали директора трижды. Переговоры происходили в учительской. Там расположился их штаб. Тогда она еще была уверена, что детей спасут. Вели под прицелом двух автоматов. Она пришла в ужас от того, что бандиты сделали со школой. Не преминула об этом сказать: "Это же учительская!". Один из бандитов понял упрек и отпасовал:

- А я двоечник. Мне - все можно.

Они требовали связи с Дзасоховым, Зязиковым и Аслахановым. Телефонов этих господ директор школы не знала. Но переговоры вести надо было. Она вспомнила о детях Теймураза Мамсурова. Человека, близкого Дзасохову по властной иерархии. Здесь, в спортзале, были сын и дочь Мамсурова. Итак, вторым переговорщиком стал ребенок.

Она шла с ним по коридору, устланному битым стеклом. Сын Мамсурова шел босиком. Она посоветовала ему надеть обувь. Он отказался. Шел по битому стеклу, порезываясь на ходу. Теперь Лидия Александровна знает, как мальчик превращается в мужчину. Прямо на твоих глазах. С отцом разговаривал мужчина. Под дулом автоматов сохранял мужское достоинство.

Сама же Лидия Александровна сказала первые слова по телефону по-осетински, чем вызвала гнев боевиков: "Мы же сказали: только на русском..."

"Шафам!" - несколько раз повторяла директор.

"Пропадаем!" - вот что это означает по-русски. Они разрешили описать Мамсурову подлинное положение.

В этот первый раз они озвучили свое требование.

Она услышала: вывод войск из Чечни - и по наивности решила, что войска действительно будут выводить. Но ведь это займет не один день. Значит, детям еще сидеть и сидеть. Они включили телевизор, и она услышала эту чудовищную цифру: 354 человека.

- Теперь видишь: вы никому не нужны. Давай вызывай своего президента.

На переговоры никто не шел. Если в первый день они разрешали пить и ходить в туалет, то на следующий день как взбесились. Дети пили мочу. Задыхались. Умирали от жажды. Вспоминает врача Ларису из поликлиники. Где она брала лекарства? Это она, Лариса, перевязала рану главарю. На вторых переговорах увидела Аушева. Забыла имя. Вдруг отчетливо произнесла: "Руслан", как будто не ей принадлежал голос.

Ее завалило во время первого взрыва. Когда очнулась, первое, что увидела, - отвалившийся кусок голени. Рядом лежал целехонький детский пиджак. Перевернула на левую сторону и стянула голень. Весь бок был опален. Комбинация врезалась в тело. От платья остались воротничок и полрукава. Ее вынесли мужчины. Бывшие ученики. Отчетливо запомнила две мужские ладони с водой. Первое питье на воле.

О внуках своих ничего не знала. Не покидала тревога и о детях Мамсурова. Это ведь она предъявила их бандитам. В спортзале уже не было никого в живых. Одни трупы. Нет, была одна учительница. Истекала кровью. Вот и все!

Виновата! Она знает разговоры о себе как виновнице детских страданий. Не возмущается. Не меняется в лице. Говорит открытым текстом:

- Каждого, кто считает меня виноватой, я должна понять и простить. Они правы, что винят меня. Вы же учительница и знаете, как родители нам доверяют своего ребенка. Возможно, лучшую часть жизни ребенок проживает вместе с учителем. Это доверие не просто подорвано. На его месте - рана.

...Это неправда, что школу ремонтировали ингуши. Скажите, какой ингуш (или кто другой) будет работать, зная, что получит копейки. Весь ремонт делали два великих человека: Светлана Баликоева - завхоз и учитель труда Александр Михайлов. Они работали вместе со своими детьми. К родительским деньгам (пять тысяч) прибавились три тысячи от депутата, бывшего ученика школы. Пять тысяч рублей отдала Свете и Саше. На три тысячи купили краски.

Все школьные кабинеты ремонтируют сами учителя.

Достаю "Новую газету" и хочу найти портреты двух великих людей, о которых сейчас говорит Лидия Александровна. Она берет газету и впервые за весь разговор начинает плакать. "Нет, я не хочу видеть всех сразу. Не могу... Хочу узнавать постепенно"... Плачет и вглядывается в лица тех, с кем работала и кого уже нет в живых.

...Почему она выжила и не умерла, если страдает диабетом? Сама не знает. Она ведь не инсулинозависимая. Иногда целую неделю обходится без таблеток. Потом вспомнила, что съела конфету. Между партами, составленными друг на друга, боевик узрел коробку конфет. На глазах детей подбросил ее. Она подобрала одну. Наверное, лучше было бы умереть.

...Что помогало выстоять? Она ведь неслучайно обмолвилась, назвав переговоры допросом. Это допрос и был. Так вот: силы давала профессиональная гордость. Она все еще ощущала себя хозяйкой школы, не будучи ей по обстоятельствам. Был страх смерти? Нет. Он, конечно, все время маячил, этот страх. Но сильнее были боль и обида за людей.

Когда второй раз ее вели на допрос, она увидела мужчин, стоящих лицом к стене. Руки заломлены за голову. И это в ее школе. Детей заставляли принимать позу зайчика. Лидия Александровна скрещивает руки и заламывает их за голову. Попробуйте это сделать. И заметьте, сколько так просидите.

В последний день степень озверения боевиков была уже неопределяемой. Вот стоит перед тобой младенец. Чистый херувим. Умоляющие глаза - хочет пить. Пистолет у виска ребенка. Это может войти в человеческое сознание? Нет! И еще раз нет! Поразительнее всего - это не уходит со временем. Это все время с тобой. Никакие разговоры не помогают.

...Однажды она сказала:

- Вот как странно сложилась моя жизнь под старость. Одна запись в трудовой книжке. Одна дорога в жизни - от дома до школы. Тысячи учеников и человеческая молва о тебе как виновнице и предателе.

Президент Путин произнес страшную фразу: "Мы оказались не готовы"... Это после Буденновска, "Норд-Оста"... опять не готовы?

Семидесятилетняя директор школы Лидия Александровна Цаликова оказалась готова принять на себя все то, что по закону должны сделать другие люди, чье назначение - охрана и спасение граждан.

Она вернется в Беслан. В свой родной город. Попытается посмотреть в глаза людям. Чего бы ей это ни стоило.

Эльвира Горюхина

 О директоре

Жители Беслана на взводе, и этим многие пытаются воспользоваться. Кто-то затягивает людей в секту, кто-то подталкивает их к войне, другие "политики" отводят от себя удар, распространяя страшные и нелепые слухи о директоре Лидии Цалиевой (сейчас она в московской больнице). Многие в Беслане заметили, что надписи против президента Дзасохова моментально исчезают со стен 1-й школы. Зато там появляется все больше грязных ругательств в адрес директора. Ее обвиняют в пособничестве террористам. Видимо, для того чтобы 1 сентября 2004 г. помочь террористам, директор Лидия Цалиева 50 лет работала в 1-й школе. И, видимо, поэтому она привела с собой на линейку сестру Зару Гайтову, внука сестры Айтега Гаджиева и двоих своих внуков - Зелима и Залину Дзуцевых.

К учителю физкультуры Александру Цаголову, который в субботу выступил на местном телевидении в защиту директора (в спортзале он сидел с ней рядом), уже обращались с угрозами.

Учитель физкультуры Александр Цаголов. 1-3 сентября был заложником:

- Я всегда знал, что она умная, порядочная, тактичная женщина. Но даже не подозревал, что в трудную минуту она окажется еще и такой сильной. Она вела себя именно так, как нужно. Стараясь не раздражать террористов. А потом настал момент, когда террористы стали требовать от заложников найти связь с руководителями республики. Эти подонки сразу показали, что они не шутят. И она пошла с террористами к телефону, чтобы связаться с руководством. Неправда, что они попросили ее указать на детей председателя республиканского парламента Мамсурова. Откуда бандиты знали про детей Мамсурова, если они не знали, есть ли в школе подвал? Ее сейчас обвиняют в том, что она якобы пила чай с террористами. Ни у одного из заложников не было возможности увидеть это.

Тимофей Озиев, директор СОШ N 3 г. Беслана:

- Мы знаем Лиду порядочным, сдержанным, деликатным, культурным человеком. Я уверен, что все эти слухи распространяются целенаправленно, чтобы кое от кого отвести удар.

Дамир Дауров и Фатима Каряева, соседи Цаликовой с 1972 г.:

- У нее единственная запись в трудовой книжке: 1-я школа. Она заслуженный работник просвещения РФ. Почетный гражданин Беслана. Когда Путин приехал сюда, он первым делом зашел к ней. Сказал своему окружению, чтобы на нее обратили внимание. Чуть позже местные профессора отправили ее в Москву в числе тяжело раненых. Говорят, что она "взяла за теракт" 40 тысяч долларов, и прокуратура их нашла. Ключи от ее квартиры сейчас у меня, прокуратура за ними еще не обращалась. Когда ее привезли домой, она рассказывала, что 1 сентября по дороге на работу встретила женщину с пустым ведром. И эта женщина, извиняясь, сказала: "Ой, я тебя с пустым ведром встретила!". А Лида ответила: "Ничего, у тебя же сердце доброе...".

Ирина Азимова, директор бесланской СОШ N 6, ученица Цаликовой:

- Я была ученицей 1-й школы и 8 лет преподавала там. Меня никто никогда не убедит в том, что Лидия Александровна пила чай с террористами, когда дети сидели без воды. Это просто подло так говорить. Эти надписи в школах - их делает считаное число людей. Но почему-то весь Беслан пошел у них на поводу. Почему у нее в школе на 600 мест было 1100 учеников? Почему к ней везли детей из района и из других концов города? И я своих племянников отправила к ней в школу, хотя им до 6-й школы всего сто метров. Потому что мы знали, что она лучший директор в районе. Мы, конечно, понимали, что она пенсионерка и когда-то уйдет. Но мы на ее месте никого не представляли.

Юрий Сафронов, Беслан

Опубликовано 14 октября 2004 года