Надежда Погосова: "Я из наручников постоянно выскальзывала"

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

В четверг Генеральная прокуратура направила в Верховный суд Чечни уголовное дело о похищении сотрудников чеченской прокуратуры Надежды Погосовой и Алексея Климова. Они пропали 27 декабря 2002 года - в день взрыва в Доме правительства республики. Несколько дней числились погибшими. Из плена дважды обращались за помощью к Борису Березовскому и наконец 13 ноября 2003 года, пережив одиннадцать месяцев плена, были с боем освобождены в Ингушетии. Спустя три месяца после освобождения Надежда Погосова и Алексей Климов рассказали "Известиям", как все было на самом деле.

- Как вы оказались в Чечне?

Надежда: Я всегда мечтала работать в прокуратуре, а работала в УВД Ставропольского края. Перевестись из милиции в прокуратуру, тем более женщине, практически невозможно. Разве что - в чеченскую. Генерал знакомый позвонил: "Надежда, вы не передумали?.." В тот же вечер я была в Моздоке.

(Надежда Погосова в Чечне с ноября 2000 года. Старший советник (полковник) юстиции (чин получен досрочно уже на Кавказе), старший помощник прокурора республики по кадрам. Сын Владимир - студент Академии экономической безопасности МВД России в Москве.)

Алексей: Я был следователем в прокуратуре Центрального района Волгограда. Но цель моей жизни - работать в аппарате Генеральной прокуратуры. Чечня - трамплин для попадания в Москву.

(Алексей Климов, 34 года. В Чечне с июля 2002-го. Юрист 2-го класса (старший лейтенант), старший помощник шатойского межрайонного прокурора.)

"Мужики там кажутся выше..."

- Какие были ваши первые впечатления от Чечни?

Н.: Я въехала в Чечню 13 ноября 2000 года по той же дороге из Моздока через Горагорск, на которой нас спустя два года похитили. Вдоль трассы горели факелы нефтяных скважин. Опасность почувствовала не сразу. Не понимала, зачем водитель-чеченец так торопится. Подумала еще: надо же, как плохо едет, машину не бережет. По телевизору Чечня не производит такого сокрушительного впечатления. Сколько там ее показывают - 5 секунд, ну 10. А тут едешь час, два, и все это не заканчивается. Я не закрывала глаза, не отворачивалась, а как будто поглощала все это - огонь, дым, развалины, дорогу, людей - живых и мертвых. В первые дни поняла, что смогу здесь работать. Потому что ни разу не завизжала, не потеряла сознание, не выдала свой страх какой-нибудь фразой или вопросом. Мужчины, работающие в Чечне, выглядят особенно. Даже когда ничего такого не делают. Стоит, отчитывается в бухгалтерии, а я вижу в нем силу, талант, изюминку. Мужчины там кажутся выше своего настоящего роста.

В январе 2001 года в поселке Здоровье под Грозным обнаружили захоронение. Тел тридцать. Прокуратура республики базировалась в Гудермесе, и меня командировали в Грозный, чтобы я сама все увидела и потом рассказала журналистам, опровергла неточную информацию. Я впервые увидела прокурорских в деле. Они вытаскивали трупы из полуразрушенных дачных домиков. Прокурорские работники, элита, призванная руководить и координировать, возились с трупами. Тела срывались, ребята спускались за ними в подвал. Я не могла на это смотреть со стороны, стала помогать. В тот день заночевала в Грозном. Прокурорские жили в полуразрушенном здании. На балконе стояла самодельная печка. Мы сварили на ней картошку и зашли в комнату. В этот момент кто-то выстрелил по зданию из гранатомета, и балкон вместе с печкой рухнул вниз. Тогда я наконец поняла, где нахожусь. И как будто что-то родилось у меня внутри и потащило, понесло. Если первое время даже во сне прислушивалась к стрельбе, то теперь могла спать под любые разрывы. Снилось в основном детство. Кахетия, горы. Я бегаю по пасеке, а бабушка выкачивает мед из ульев.

"Вынули Бараева из холодильника, подвели жену с тещей..."

- Вы, Надежда, работали кем-то вроде начальника пресс-службы?

Н.: Это ж не "большая земля". У нас и должности такой не было - помощник прокурора по связям с прессой. Заниматься приходилось всем - и кандидатов на работу в прокуратуре опрашивать, и перед журналистами выступать, и трупы носить. Летом 2001 года на Ханкалу привезли труп Арби Бараева, и надо было провести опознание. В Чечне это вечная проблема. Не успеют человека убить, как его труп тут же уносят родственники. И не объяснишь людям, что нам нужно сперва провести следственные действия. И вот для опознания Бараева привозят на Ханкалу одну из его вдов - студентку университета лет 19. Она приехала с матерью, та поставила условие - никакой прессы. Мы должны были все оформить документально и отдать им труп. И тут возникла сложность. Никто не хочет вытаскивать Бараева из холодильника. Криминалист из Ростова так и сказал - мне это не нужно, у меня семья.

- Мертвого Бараева испугались?

Н.: Не хотели иметь даже косвенное отношение к его смерти. Мало ли что - журналисты снимут, бандиты увидят... Короче, мы вдвоем с водителем вытащили этого Бараева. А он же здоровый, тяжелый. Открыли мешок, подвели жену с тещей. Следователь, который протокол составил, даже к телу не подошел...

...Думала, поработаю год и уеду. Но прокуроры сменялись, новый приходит: "Надежда, поработай..." Я и оставалась. А в тот день, когда нас похитили, как раз ехала хлопотать о переводе...

"Что я, девочка пятнадцати лет?.."

- Поговаривали, вы чуть ли не самовольно тогда уехали с Климовым из Грозного...

Н.: Да знаю, что "поговаривали". После освобождения ознакомилась с некоторыми показаниями. Кто нас последний видел да кто что думал. У одной спрашивают: "Какие у Погосовой с Климовым отношения?" Пишет: "Могу заявить точно - близкие!" Ну вот откуда ей знать? Настолько это душу ранит. Или что мы уехали самовольно. Я что, 15-летняя девочка? Или не офицер? Или субординацию не соблюдаю? Я еще в начале декабря подписала у Юры Пономарева, тогдашнего прокурора Чечни, рапорт на десятидневный отпуск с 16 по 27 декабря. Все продумала. Как раз ребенок мой из Москвы в Ставрополь после сессии должен был приехать. Но 16-го я не уехала, потому что как раз в эти дни менялся прокурор республики. Вместо Пономарева приехал Кравченко, шла передача дел, и я посчитала своим долгом задержаться. Все-таки - старший помощник по кадрам. И, кроме того, оформила себе командировку в Москву, у нас как раз бланки удостоверений закончились. И утром 27 декабря я зашла к Кравченко, поставила его в известность, что сегодня уезжаю в отпуск до 7 января, а с 8 по 15 января у меня командировка. Владимир Павлович подписал мне бумаги, и я со спокойной душой пошла собираться.

- А почему вы поехали на частной машине, а не в милицейской или военной колонне?

Н.: Эти колонны как поезда, что ли, ходят? Сначала я договорилась насчет машины с Министерством жилищно-коммунального хозяйства, но там что-то сорвалось.

А.: В тот же день я выезжал на лечение из Шатоя в Ставрополь на своей машине "Опель Вектра" белого цвета. Я знал, что Надежда тоже собирается ехать, и она знала, что я еду. Но я мог и не приехать в тот день в Грозный. Мало ли - прокурор не отпустил, инженерная разведка не прошла. Позвонить из Шатоя в Грозный, договориться заранее практически невозможно. Так что все решилось экспромтом. Там о своих планах никто заранее не объявляет, просто из осторожности. Когда 27 декабря я приехал в Грозный из Шатоя и выяснилось, что из ЖКХ машины не будет, мы с Надеждой решили ехать вместе.

"Отстояли бы очередь и погибли..."

Н.: Погрузили в багажник мои вещи. Мне осталось только с Ильясовым (тогда федеральный министр по делам Чечни. - "Известия") встретиться, он должен был после обеда подъехать. Может, говорю, пока в столовую сходим?

А.: Я сказал: "Нет!" Сейчас без четверти два, в МВД как раз обед заканчивается, а шатойский прокурор поручил мне карточки выставить по учету уголовных дел. Съезжу в МВД, чтоб время не терять: зима - темнеет рано, потом к Ильясову и в Моздок.

Н.: Мне тоже нужно было в МВД, кадровика увидеть. Вот мы вместе и поехали. От правительства это десять минут. Алексей выставлял свои карточки, я ждала его во дворе, и тут прогремело два взрыва. Посыпались стекла. Люди бросились на землю. С той стороны, откуда мы приехали, в небо взвился столб дыма. Многие во дворе МВД были с портативными радиостанциями. Эти рации тут же начали кричать не переставая. Из этих обрывочных переговоров я узнала, что на территории правительства произошел взрыв. Со двора МВД вышла колонна бронетехники. Взрывы прогремели в 14.28. Если бы мы пошли в столовую, то как раз бы отстояли очередь, сели за стол и погибли.

- Как вы решили действовать?

Н.: Я считала, что нужно вернуться. Вдруг наши сотрудники погибли, мало ли что, я все-таки кадровик. Но поперек дороги уже стоял БТР. В сторону центра не пропускали никого. И не смотрели ни какие удостоверения.

- Шли бы пешком. Там километр от силы.

А.: Бросить машину? С вещами, с ценностями. Ее могли обокрасть, спихнуть бэтээром в кювет, да мало ли.

Н.: А я блондинка, в форме полковника. И пройти вот этот промежуток почти в километр. Дойду ли я?

А.: Долго мы колебались, конечно. И решили ехать до станицы Знаменской в прокуратуру Надтеречного района, это километров 80 на северо-запад от Грозного. Позвонить оттуда в Грозный, все разузнать, переночевать и при необходимости вернуться обратно.

- А почему вы поехали через Горагорск? По трассе неохраняемой, пользующейся дурной славой?

А.: Чтобы поехать по охраняемой трассе, например, через Червленную, нужно было пересечь весь Грозный, там до Ханкалы, через Джалку, Петропавловскую. Но все, повторяю, было перекрыто.

Н.: Да я всю жизнь по этой трассе ездила. Сколько в Чечне работала, столько и ездила. Да, ее зовут Бермудским треугольником, там людей часто воруют. Но многие по ней ездили и до сих пор ездят. Говорили, что мы поехали по опасной трассе, чтобы, видимо, представить нас виноватыми в своем похищении. Но ничего особо безрассудного в нашем выборе не было. Да и не было у нас никакого выбора. Вы еще не спросили, почему я в форме поперлась.

- Хотели заехать переодеться, но все уже было перекрыто.

Н.: Вот именно.

А.: При выезде из Грозного на блокпосту у нас проверили документы и пропустили.

"Спустились в ложбинку - вот они, стоят!"

А.: Ехали медленно, гололед. Мороз градусов 20. Скорости не разовьешь, отъехали от города километров на 15. Трасса пустынная. Спускаемся в ложбинку - вот они, стоят.

- Оружие у вас было?

Н.: Никакого. За мной пистолет закреплен, но я его ни разу не брала, так и лежит в сейфе у криминалиста. Для обороны пистолета все равно недостаточно, а проблемы создает. Те же похитители сразу стали искать у нас оружие. И, по их словам, если бы нашли, то немедленно бы нас расстреляли.

А.: А я пистолета не получал, тогда в них недостаток был, выдавали не всем, надо было в очереди ждать.

- Итак, вы спустились в ложбинку...

А.: По ходу нашего движения на правой полосе стояла белая "семерка". Из нее выскочили четверо в черных комбинезонах, масках и стали стрелять из автоматов поверх нашей машины. Мы остановились. Всего их было пятеро. Один за рулем сидел. "Семерка" тут же развернулась и встала на встречную полосу.

Н.: Я подумала, что нас ограбят и убьют. Алексея сразу начали бить, вытащили из машины, пересадили на заднее сиденье. Меня, не вытаскивая, обыскали, несколько раз ударили по голове и оставили на переднем сиденье, нагнув за волосы вниз и натянув на голову мою же камуфлированную куртку.

- А что они говорили? О чем спрашивали?

Н.: Они не говорили, а кричали: "Аллах акбар! Где оружие? Кто ты по званию?" Я еще удивилась: что они, в погонах не разбираются, что ли? Все, по-моему, чеченцы. Возраст от 20 до 30 лет. С автоматами, в масках, в разгрузках, с гранатами, радиостанциями, ракетницами. Они развернули нашу машину и поехали обратно в сторону Грозного. В машине нас было пятеро. Впереди я и водитель. Сзади Алексей между двумя похитителями. "Семерка" ехала за нами. Метров через 200 они свернули с трассы налево и повезли нас в горы. На трассе мы не встретили ни одной машины. Хоть бы кто-нибудь ехал, запомнил бы нас, машина-то у Алексея приметная. И никого - как на грех.

А.: От трассы отъехали метров на 500. Снова остановились и уже основательно обыскали. Опять достали меня из машины, избили. Деньги забрали. У Надежды было 100 с лишним тысяч - зарплата за три месяца плюс отпускные. Потом открыли багажник моего "Опеля", достали оттуда вещи, переложили их в "семерку", и та уехала. Запчасти, автокосметику, шампуни всякие, глушитель у меня там новый лежал, разобранный, выбросили прямо на землю. Я сначала даже не понял зачем, а это они место в багажнике для меня освобождали. Потом Надежду пересадили назад, меня засунули в багажник и поехали дальше в горы.

- Откуда похитители могли узнать о том, что вы едете? И подготовить засаду.

Н.: Они на эту трассу как на работу выходили. Могли вообще случайно нас встретить. Стояли и ждали подходящих в форме, они же знали, что перед Новым годом много народу будет ехать в отпуска. А может, и не случайно. Может, и наблюдатель у них сидел на выезде из города. С радиостанцией да с биноклем. Отслеживал у последнего блокпоста машины с федералами.

"Скольких убила? Скольких завербовала?"

Н.: В горах меня снова допрашивали. И все о том же самом. Кто по званию? Кто по должности? Сколько мусульман убила? Сколько агентов завербовала? У меня еще, как назло, медаль от ФСБ с собой была. 20 декабря вручили.

- За что?

Н.: "За боевое содружество".

- И долго вас допрашивали?

Н.: До глубокой ночи. Мы задубели.

- Вас заводили в какое-нибудь помещение - землянку, блиндаж?

Н.: Нет, просто в лесу. Алексей все время находился в багажнике, а я в салоне на заднем сиденье. Я все время просила посадить Алексея в салон, чтобы он там не околел в багажнике. Вперед постоянно садились боевики - менялись, грелись, тоже ведь мерзли. Приходили какие-то новые, они там по ночам болтаются беспрепятственно. Вот как новый кто-нибудь появляется, так и начинает в десятый раз: "Звание? Должность? Сколько мусульман убила?"

- Что вы им отвечали?

Н.: Я просила нас отпустить. Говорила, что никаких мусульман мы не убивали, ни пятнышка крови на нас нет. Что мы гражданские прокурорские работники. А что в форме - так в Чечне все одеты в такую форму. И от нас чеченскому народу только польза. Мы и ехали-то без охраны и без оружия, потому что ничего плохого никому не делаем. Никого не убиваем, а наоборот, стараемся, чтобы все было по закону. Что я здесь столько хороших людей встретила, даже книжку о Чечне собираюсь написать... Но говорить с ними было бесполезно. "Врешь, сука!" И по новой - звание, должность да сколько мусульман убила.

А.: А я лежал в багажнике и думал, что машину сейчас подожгут и вместе со мной сбросят в пропасть. Холодно было, караул. Если бы не мороз, машина по горам-то бы и не прошла. А тут, как назло, подморозило, грязь прихватило, а резина-то шипованная, и машина пошла-пошла-пошла. Потом меня из багажника вытащили, опять избили. По-чеченски мы понимали только то, что они вызывают по рации какого-то Кандагара, очевидно, боевика из другого джамаата, их партнера, который должен нас принять и везти дальше. Потом они разбили прикладами задние фонари на моей машине, чтобы стоп-сигналы не загорались. Замотали мне скотчем руки, бросили меня в багажник, и мы поехали дальше.

Н.: Фары погасили. Один из них бежал впереди и показывал дорогу.

"Здесь жили русские..."

А.: Кандагар пришел в маске и со своей командой человек в пять. Они нас забрали и пешком повели в какое-то село, как потом выяснилось - Первомайское. Северо-западное предместье Грозного. Зашли через какие-то сады. Крутились, петляли, будто следы запутывали. Они шли спокойно, не переживали, во всем селе на улице ни одного человека. Они с автоматами, с "мухами", в разгрузках, в масках. Увешанные, как новогодние елки. Шаг влево, шаг вправо считается побег.

Н.: Куртку у меня забрали теплую. Ботиночки у меня были осенние, одно название. В селе на нас надели маски, вели вслепую. Да еще командовали - сядь, пригнись, бегом. Я каблук сломала.

А.: Около 2 часов ночи нас завели в дом, сняли маски. Дом как дом, из 4 комнат и кухни, газовое отопление, водопровода нет.

Н.: Когда вывели в туалет, я запомнила ориентир - три тополя у забора.

А.: Ни мебели, ни посуды, видно, что в доме давно никто не жил.

Н.: Но раньше, когда-то давно, в этом доме жили русские.

- Почему вы так решили?

Н.: В одной из комнат были свалены остатки имущества. И в этой куче я увидела книгу Джека Лондона. "Любовь к жизни", 1941 года издания, с предисловием Оруэлла. Нет, определенно здесь жили русские.

- Взяли бы почитать...

Н.: Что нам читать, похитители решали. "След сатаны", "Жизнь пророка Мухаммеда", "Голос джихада". Но этим нас позже пичкали.

- А когда вас первый раз покормили после захвата?

А.: Как раз в Первомайке. Уже под утро. Принесли чай и жареную картошку. Но мы были настолько перевозбуждены, что не влезла в нас эта картошка. Ни кусочка.

Н.: Там нас опять допросили. Перебирали, просматривали наши документы, фотографии, вещи. Алексей сказал, что мы муж и жена.

- Зачем?

А.: На всякий случай... А тем временем для нас подготовили подвал. Соорудили лежанку из металлических ящиков. Накрыли их металлическим листом, сверху бросили старый заплесневелый матрац. Протянули шланг и пустили по нему газ - получилась маленькая коптилка для освещения. Нашей первой тюрьмой стал бывший погреб для хранения продуктов. Вход через деревянный люк в полу, земляные ступеньки, земляной пол. У стенки - прогнившие деревянные стеллажи. Все в паутине. Высота потолка - 188 см. Точно в мой рост. Охраняло нас минимум 4 человека с автоматами и гранатометами.

Н.: Вначале они говорили, что нас никто не ищет, что все думают, будто мы погибли в Доме правительства. Но я надеялась, что нас кто-то видел. И в МВД, и на блокпостах. Я ведь и сыну позвонила, что еду. Потом старший их проговорился: "Те, с кем вы на фотографиях, спрашивают о вас на блокпостах. Не видел ли кто. И для чего похитили".

А.: Мы с первого дня думали о побеге. В туалет нас сначала выводили на улицу. Надежду - один охранник, меня - двое. Но я бы все равно без нее не побежал. Да и Надежду они недооценивали. Она ж все-таки офицер, очень сильный человек. Могла запросто скрутить охранника, отобрать у него оружие и убежать.

Н.: Даже не помышляла.

А.: А потом нам выгребную яму вырыли прямо в подвале.

Н.: Я пыталась вызвать их на диалог. Там один был совсем молодой, его задержали потом. Спрашивает, у тебя дети есть. Сын, говорю, 84-го года рождения. Ой, удивился он, а я 85-го. Я пыталась убедить их, что они не правы. Я чувствовала, что они прислушиваются к тому, что я говорю. Но они ничего не решали. Один молодой боевик выделялся эрудированностью, чувствовалось, что он где-то учился, по крайней мере начитался этих новых книг по истории типа "Непокоренная Чечня" Лемы Усманова. Все время подчеркивал, что он масхадовец, воюет за идею, и спрашивал: зачем мы сюда приехали? Я говорю, никуда я не приехала, я вообще кавказский человек, в Грузии родилась. Мне что в Ростове, что в Грозном - одна страна. Нет, говорит, все равно вы оккупанты. Но вы не волнуйтесь, вас выкупят.

А.: В Первомайском мы пробыли месяц. 26 января примерно в 3 часа дня нас загрузили в "Ниву". Надежду - назад, в салон, а меня, как повелось, в багажник. Опять замотали скотчем ноги и руки.

Н.: Нас сопровождали трое с автоматами в черной форме. Блокпостов не было, вероятно, их объехали стороной. Была жуткая слякоть. Наша "Нива" застряла в луже. Боевикам пришлось останавливать попутный грузовик и просить водителя, чтобы он их вытянул.

А.: По дороге я сумел развязаться, хотел уже открыть багажник, выскочить, крикнуть, дать знать о себе окружающим. Но это было слишком опасно. Я ж не знал, что там на улице творится.

Н.: Как потом выяснилось, нас везли в Ингушетию. Три раза при этом передавали. На "Ниве" довезли до границы, через перевал - на каком-то джипе-иномарке. А потом передали ингушам в станицу Троицкая.

"Ну что, говорили, коты ученые, все ходите по цепи кругом?"

А.: Поместили в дом на окраине. Тоже без признаков хозяев. Завели в дальнюю глухую комнату. Окно закрыли простыней. Дверной проем завесили ковром. Посадили на металлическую койку, знаете, такую с шариками, приковали наручниками. Меня - к одной спинке, Надежду - к другой. Спали валетом. Не раздеться, не помыться. В туалет не выводили, поставили в комнате ведро. У каждого по одной свободной руке. Она мне помогает снять штаны, я...

Н.: Я-то из наручников постоянно выскальзывала. Они на мужскую руку рассчитаны, а у меня кисть узкая. Я ее вытащу, а потом обратно надеваю. Но не злоупотребляла особо. Вдруг не успею надеть, и что мне потом за это будет. А боевики, оказывается, заметили. Спрашивали потом: скажи честно, сколько раз наручники снимала. Ни разу, говорю. Улыбаются. Может, из деликатности виду не показывали... Потом, правда, на цепь посадили.

А.: Пока мы сидели в этой комнате, в подвале непрерывно стучали молотки. Для нас клетку строили. Через неделю нам на глаза натянули шапки, вывели во двор, покрутили, чтобы мы не сориентировались, и по ступенькам через узкую дверь спустили в подвал.

- Опишите подвал, клетку.

А.: Длина клетки - 2,60, ширина - 1,50, высота - 1,70. Там я выпрямиться уже не мог. 18 сантиметров не хватало.

Н.: А я не могла лечь во весь рост. Мне сколотили короткий топчан.

А.: Клетка сбита из ДВП, что происходит снаружи - не видно. Освещение - газовая коптилка. Два топчана сбиты под прямым углом вдоль стены. В центре - забетонированный диск от колеса грузовой машины. Из него торчат четыре конца цепи по 80 см каждый, обычные цепи, какие цыгане продают. Один конец для ноги, другой - для руки. Каждого приковали за левую руку и ногу. Спать можно было только на левом боку, первое время во сне забываешься, начнешь переворачиваться, а цепь лязгает - куда? Стоять! Там же была вырыта и яма-уборная. То есть сначала в ведро, а потом выливаешь в яму. Ведро стояло возле Надежды, яма находилась возле меня. То есть в одиночку весь процесс не осилишь. Она могла передавать мне ведро, но только я мог дотянуться до ямы, чтобы его опорожнить. Яма глубиной примерно метр. Весной грунтовые воды поднялись, все наверх полезло. Дышать нечем. Боевики вырыли рядом другую яму.

Н.: По-видимому, похитителям льстило, что они удерживают работников прокуратуры. Глумились. Ну что, говорили, коты ученые, все ходите по цепи кругом?

А.: Два раза в сутки приходил охранник, приносил пакетик лапши "Роллтон", заливал ее кипятком и смотрел, как мы едим. Мы пытались его разговорить, хоть что-то выяснить о своей судьбе, но он отмалчивался.

Н.: Единственное, на что клевал, - это на дискуссии о религии. Мы это поняли и как могли использовали. Нам давали Коран и всякую ваххабитскую литературу, мы все это читали, чтобы можно было задать охраннику какой-нибудь вопрос.

- А вот тут пророк Мухаммед сказал о вине, мы не совсем поняли, вы не могли бы нам объяснить, - спрашивала, например, я. Он начинает говорить, увлекается, а в это время Алексей вдруг: "Что слышно о нас?" Потерпите, говорит. Ваш вопрос решается руководством.

Однажды я спросила: "Какой перевод Корана на русский самый правильный?" Боевик подумал минуту и говорит: "Крачковской! Женщины..." Очевидно, он перепутал актрису Наталью Крачковскую с академиком Игнатием Крачковским. А вообще я старалась эти книги не читать. И Алексею не позволяла. Затягивает, знаете ли.

А.: Чтобы держать себя в форме, мы пытались делать упражнения. Но там особо не потренируешься. Чуть войдешь в раж - кислород в подвале заканчивается. Так что приходилось лежать без движения.

Н.: 13 сентября в одну из соседних клеток посадили еще одного пленного. Мы ему кричали: "Сосед, сосед!", но он, по-видимому, боялся нам отвечать. Спрашиваем охранника, что у нас за сосед появился. Нас это не касается, говорил охранник. И действительно - соседа охраняли совсем другие боевики. Кто такой, откуда, не знаем. Слышали только, как он цепями гремел.

"Если не стреляют, значит, день..."

- Живя в подвале без часов и календаря, вы очень хорошо ориентировались во времени. Зарубки делали?

Н.: Зачем? И время и место можно определить по звукам. Самый простой пример: если то и дело слышны автоматные и пулеметные очереди, значит, вы находитесь в Чечне, а на дворе - ночь. А вот как "звучал" наш обычный день в Ингушетии. Рано утром, еще перед рассветом, хлопала входная дверь. Это уходил из дома старший группы - Халифат. Куда уходил не знаю, но днем он в доме никогда не находился. В шесть часов утра удар ведра о воду - соседка пришла к колодцу. В семь ее муж запускал двигатель трактора. Наши охранники шесть раз в день, от рассвета и до заката, читали намазы - примерно в 7 утра, полдевятого, в час, около трех пополудни, в пять и в семь вечера. По этим же намазам мы определяли количество охранников и кто из них в данный момент находится в доме. Комната для молитв находилась прямо над нами, и каждый из них молился по-разному. Один сильно бился лбом об пол. Другой шаркал ногами и перед молитвой громко сбрасывал тапочки. Третий, наоборот, снимал тапочки неслышно. Четвертый жестко падал на колени, пятый садился тихо. А в три часа дня кричал петух. Это мне еще бабушка в детстве рассказала, что петух обязательно кричит в три часа дня. Кроме того, в Ингушетии тогда были веерные отключения - по четным числам отключали свет, по нечетным - газ. И, наконец, троекратный стук, лязг оружия, хлопает дверь. Халифат вернулся. Значит, поздняя ночь.

"Путин мне три раза снился"

- 25 июня 2003 года вы, Надежда, обратились с видеообращением к Борису Березовскому с просьбой вас выручить. Каким образом появилась эта запись?

Н.: Полгода от меня никаких обращений не требовали, ни к родственникам, ни к кому. А тут заявляются с текстом, требуют, чтоб заучила, через полчаса - запись. Видимо, не получалось нас продать, и они решили сделать это через Березовского. Зачитывать первый вариант, где была идиотская фраза: "В случае отказа мы выдадим государственную тайну", я категорически отказалась. Сказала, дайте мне возможность обратиться к Масхадову, раз он ваш президент, или к Кадырову, или к Путину. Тем более Путин мне три раза снился. Вроде как совещание какое-то в Кремле, и вот оно заканчивается, Путин стоит в окружении свиты, а у меня совсем мало времени, чтобы с ним поговорить. Вот я уже совсем близко, метрах в трех, и тут время истекает! Три раза один и тот же сон. Ни разу не успела...

- Итак, вы отказались зачитывать обращение...

Н.: И они повели меня расстреливать. Я, конечно, согласилась на запись, но текст по моей просьбе все-таки сократили. Я просто не могла произнести эти слова, сразу начинала плакать. Записывали долго. Три слова скажу и рыдаю. Они говорили, ладно, успокойся, вот тебе еще 15 минут. Дублей 10 сделали. У Березовского, говорили они, на Кавказе свои интересы, мы передадим ему эту запись, и он вас обязательно выручит. Только давай побыстрее все закончим, пока адвокат Закаева здесь. Через него кассету передадим.

А.: Мы решили, что это единственный шанс дать о себе знать. Надеялись, что спецслужбы, которые будут изучать это обращение, поймут, что все это сказано под давлением. Запись делали 22 июня, но Надежде велели сказать, что сегодня 25-е. А через три месяца - 30 сентября записали еще одно обращение. Там она по приказу боевиков сказала, что сегодня 15 августа.

Н.: Мы еще хотели схитрить. Так переставить слова, чтобы по начальным буквам можно было прочесть: И-н-г-у-ш-е-т-и-я. Но у нас не было времени на редактуру.

- Откуда вы знали, что находитесь в Ингушетии?

Н.: Охранник наверху постоянно слушал радио. И мы услышали: "В эфире - радиостанция "Серебряный дождь в Ингушетии". И еще нам хлеб как-то принесли заплесневелый в упаковке. А там - бирка: "Назрань, поселок Майский".

- Почему вы не хотели обращаться к Березовскому?

Н.: Мы ж прокурорские работники. Как мы можем обращаться к Березовскому, если знаем, что Генеральная прокуратура возбудила против него уголовное дело.

А.: Мы ж не простые заложники, не гражданские терпилы из "Норд-Оста"! Мы профессионалы. И, даже находясь в подвале, прекрасно понимали ситуацию в стране. И знали политику нашего президента - никаких переговоров с террористами, никаких выкупов за заложников. Мы рассчитывали только на спецоперацию любыми средствами, даже если нам придется погибнуть, только не уступки террористам. Потому что, если нас обменяют за деньги, это породит серию захватов других прокурорских работников. И мы за это переживали. Еще мы очень переживали за то, что, попав в плен, поставили наше государство и лично Владимира Владимировича Путина в неловкое положение.

- Боюсь, Алексей, наши читатели вам не поверят.

А.: Это их дело. Вот поймают остальных бандитов, они подтвердят, что мы так думали. Мы ж им говорили: "Вы рассчитываете на обмен? Не будет вам обмена. Не пойдут на это федералы. Вы что, не знаете политику президента? Так что лучше отпустите нас. При добровольном освобождении заложников вас за похищение судить не будут. Это я вам как юрист говорю. Только за разбой".

- А они что вам на это отвечали?

А.: Говорили, что у них и без нас куча грехов. И еще, что если они нас даже и отпустят, то им свои же начальники бошки отрежут. Нам, говорили, деньги нужны, надо на зиму запасаться - продукты покупать, оружие.

Н.: А один боевик ни с того ни с сего вдруг спрашивает: "Вы не еврейка?" - и следит за моей реакцией. "Нет, - говорю, - не еврейка". - "Жаль". - "А почему вы спросили?" - "Да просто так". - "А все-таки?" - "Да зачем вам это знать". - "Нет уж, вы скажите". - "Да нам за убийство еврея сорок грехов списывается".

"Не волнуйтесь, Береза вас заберет..."

Н.: В ночь с 3 на 4 ноября 2003 года нас подняли, бросили в машину и вывезли в Али-Юрт. Из разговоров похитителей мы поняли, что им наступают на пятки, в Троицкой начались зачистки. Когда я уже сидела в машине, подошел один из главарей и сказал мне: "Надежда, не волнуйся. Мы никому вас не передаем, просто временно должны переехать в горы. Но Береза вас заберет, не переживай".

А.: В Али-Юрте в одном из домов мы пробыли часа два, а потом нас пешком увели в лес. Это спасло нам жизнь. Если бы дом в Троицкой начали штурмовать, мы бы все взлетели на воздух. Подвал, где нас держали, был забит оружием и боеприпасами. Там и тротил, и пояса шахидов, снаряды, гранатометы. И все это было заминировано. Уже после нашего освобождения при зачистке дома подорвались командир ингушского ОМОНа и четверо бойцов.

Н.: Они так торопились, что даже не собрались толком, были очень легко одеты. Боевиков было пятеро, кажется, это были уже другие люди, не те, что охраняли нас в Троицкой. Похоже, они воевали. Один хвастался: "Сколько я этих куропаток с брони снял!" Лет 25 от роду. В лесу темень - хоть глаз выколи, а он идет как днем, все видит без фонарика.

А.: В лесу мы находились десять дней. Переходили с места на место. По нашим конвоирам было заметно, что они боялись погони. Как раз был месяц мусульманского поста, боевики держали уразу, ели только ночью. Молились по пять раз в день. Из мечети Али-Юрта были очень хорошо слышно, как мулла призывал к намазу. Гулкие такие призывы, эхо. За душу брало.

Н.: В лес им приносили хорошую еду. Шашлык, бульон в пластиковых полуторалитровых бутылках. Они ставили эти бутылки прямо в костер, бульон закипал мгновенно, бутылка не успевала лопнуть.

А.: В лесу я, наконец, разогнулся в полный рост. Да и бульоном с нами делились. В последние дни нас держали в неглубокой воронке, сначала под открытым небом, потом накрыли пленкой, сверху набросали веток.

- К костру вас пускали?

Н.: Нет, мы сидели в воронке. Причем Алексей постоянно в наручниках. А боевики сидели вокруг костра и прикидывали, как распорядиться деньгами, которые за нас заплатят. Один мечтал: "Получу свои 175 тысяч долларов, уеду в Стамбул, куплю яхт-клуб".

- Он это по-русски говорил?

Н.: По-чеченски. Кроме слов "Стамбул", "яхт-клуб" и "175 тысяч долларов". А еще нас в лесу постоянно сопровождали собаки. Одна совсем рядом прошла, я думала - волк. Но охранник сказал, что это одичавшие овчарки, хуже волков.

"Мы схватили автомат, две гранаты и поковыляли..."

- Как вас освободили?

Н.: 13 ноября, вечером, часов в 6, перед намазом... Уже и мулла прокричал... Началась стрельба. На поляне появились люди в камуфляже и масках. Один из них показал нам рукой на огни: бегите туда, в сторону села. Мы и побежали. От дерева к дереву, то и дело падали, в речку, в грязь. Где-то позади шел бой. А я бежала и бормотала молитву: "Господь впереди, Божья мать позади. Спасите и сохраните, беду и смерть от нас, рабов Божьих Надежды и Алексея, отведите". Поясок у меня был из церкви с этой молитвой, "Живым в помощь" называется. Боевики, когда еще в Первомайке все вещи у нас отняли, этот поясок мне вернули. И почему-то сумочку черную вернули, которую я в Страсбурге покупала, когда на конференцию по правам человека ездила.

А.: Нам казалось что мы бежим, а на самом деле мы медленно ковыляли. И падали, падали тысячу раз. Потому что разучились ходить, год не ходили. Да еще погода была мерзкая, грязь, скользко. Я упаду, а встать не могу, потому что был в наручниках, Надежда меня поднимала. От полянки, где нас держали, до села - полтора километра. Мы "пробежали" их за три часа. Я знал, что все кончится хорошо. Если мы не взорвались в правительстве, если нас не расстреляли на дороге, не убили в плену, значит, Бог есть, и вряд ли он от нас отвернулся - мы ничего плохого не делали.

Н.: У меня штаны были из синтетики, непромокаемые, так я их сняла, потому что они очень громко шуршали. Боялась, что дикие собаки услышат и нападут. Да и на бандитов боялись нарваться, мало ли кто там в лесу лазит.

А.: Но обратно в зиндан мы бы не пошли. Когда мы убегали с поляны, то прихватили с собой автомат, разгрузку с магазинами и две гранаты. Короче, все что у костра валялось. Мы вышли к Али-Юрту со стороны молочной фермы. Подошли к окраине села, стали наблюдать за крайним домом. Увидели во дворе детей. Спрятали в кустах автомат, разгрузку повесили на дерево. Надежда завернула одну гранату в штаны и положила их на землю. Вторую гранату я оставил у себя, на всякий случай. Вдруг мы увидели свет фар, в нашу сторону ехала какая-то машина. Мы забежали во двор.

Н.: Хозяин дома был ингуш по имени Борис. Он сразу пригласил нас за стол. Ничего не спрашивал. Алексей попросил перепилить наручники, но Борис сказал, что пусть это сделают власти. Я попросила Бориса отвезти нас в Магас в управление ФСБ. Борис сказал, что без очков за руль сесть не может, но сейчас позвонит своему племяннику. И куда-то ушел. Кто мы и откуда, я Борису не сказала, откуда мне было знать, что он за человек. Сидели с гранатой и ждали неизвестно чего. Племянник Бориса, оказывается, работал в правительстве, он прислал за нами из Магаса наряд милиции. Нас привезли в администрацию президента, а уже отттуда нас забрала ФСБ. Когда мы вошли в кабинет начальника УФСБ, он подошел ко мне и так растроганно, так искренне сказал: "Господи, как долго мы вас искали!" И обнял. И только тогда я почувствовала себя в безопасности.

А.: Вот тогда я и гранату отдал. А потом мы поехали в Али-Юрт за брошенным нами оружием. Подобрали вторую гранату, завернутую в штаны, разгрузка с магазинами так и висела на дереве, а вот автомат вроде бы исчез, не помню...

"10 убито, 1 арестован, остальные где-то бегают..."

- После пережитого ваши отношения сильно изменились?

А.: Мы с Надеждой теперь одно целое. Нет той грани, которая всегда существует между людьми, даже близкими. Может, она когда-нибудь восстановится, а может, и нет. Но трагедии из этого делать не надо. Все эти границы, как выяснилось, достаточно условны.

- Надежда, хорошо быть одним целым?

Н.: Плохо. Тысячу раз вещи собирала. Что-то меня не отпускает.

А.: Вместе пережитое сдерживает. Запишите чеченскую поговорку - безногого поймет только безногий. Мы ничего не сможем вам объяснить.

- Вы чувствуете себя свободными?

Н.: Не совсем. К нашему похищению причастны четыре банды. В общей сложности примерно 22 человека. 10 из них уже убиты. Один арестован. Но главари - Доку и Ахмед Умаровы, некий Ахмедов - на свободе. Да и ингуши, которые нас последними удерживали, тоже еще где-то бегают. Вот когда их всех переловят... А пока...

P.S. Надежда: Привозят меня на днях в Моздок на опознание арестованного. Сидит молодой парень из банды, что нас первый месяц в Первомайке удерживала.

- Вы книгу-то о Чечне написали? - спрашивает.

- Когда ж мне было ее писать. Я благодаря вам и таким, как вы, год в плену находилась.

- Извините, - говорит. - Не знал.

Как искали и как нашли Надежду Погосову и Алексея Климова

Первоначально в прокуратуре Чечни решили, что Надежда Погосова и Алексей Климов погибли во время теракта у здания правительства 27 декабря 2002 года. Однако вскоре выяснилось, что также пропал автомобиль Климова, а среди неопознанных после теракта тел женского трупа нет. Первая информация о судьбе Погосовой и Климова появилась спустя месяц после похищения. Сотруднице МВД Чечни, захваченной ранее, удалось сбежать от похитителей. Находясь в плену, она слышала от бандитов, что они похитили двух сотрудников прокуратуры. Так были установлены похитители - банда Умара Пайзулаева, в состав которой входили жители населенных пунктов Грозненского сельского района, расположенных на территории "15-го Молсовхоза". В свою очередь, группа Пайзулаева входила в банду "Юго-Западный фронт" под руководством Доку Умарова, которому было доложено о похищении. Ему же были доставлены личные вещи и документы сотрудников. В марте 2003 года сайт боевиков "Кавказцентр" опубликовал фотографию из личного архива Надежды Погосовой, где она в гражданском костюме снята рядом с Кадыровым. Доку Умаров предъявил снимок как компромат. Дескать, Кадыров развлекается с русскими барышнями. При этом Умаров умолчал, что снимок сделан на официальном приеме, а "барышня" - сотрудник республиканской прокуратуры. Кроме того, оперативники поставили на прослушку мобильный телефон одного из похищенных, по которому боевики звонили с 19.02.2003 в течение полутора месяцев. Таким образом вычислили еще нескольких соучастников. В конце октября 2003 года было установлено примерное место удержания заложников. По оперативным данным, пленники находились в ингушской станице Троицкой в подвале частного дома, где проживает сорокалетний одинокий, ранее судимый ингуш, родившийся в Казахстане, который держит коз, а во дворе строит баню. Под это описание подходило сразу несколько человек. И с 31 октября началась последовательная проверка подозрительных адресов. Именно поэтому преступники были вынуждены вывезти заложников в лес. За боевиком, ходившим из леса в село за продуктами, была установлена слежка. 13 ноября 2003 года заложники были освобождены в результате спецоперации.

Из всех участников похищения перед судом предстанет пока лишь Хабиб Исраилов, житель Грозненского района Чечни. Это рядовой член банды Умара Пайзулаева (сам главарь весной прошлого года убит в Ингушетии при задержании). По словам представителя Генпрокуратуры, "Хабиб Исраилов обвиняется в бандитизме, похищении человека, разбое, похищении документов, незаконном приобретении, хранении и ношении оружия и боеприпасов). Личности других соучастников преступления установлены, они объявлены в розыск".

Опубликовано 26 февраля 2004 года