Чеченцы-аккинцы отмечают годовщину депортации вопреки политике Кадырова

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

В селении Ярык-Су Новолакского района Дагестана с 1989 года ежегодно 23 февраля отмечается день траура по жертвам депортации чеченцев, несмотря на решение властей Чечни перенести траурные мероприятия на 10 мая. Из-за запрета дня траура в Чечне жители приграничных с Дагестаном сел каждый год приезжают в Ярык-Су, чтобы помянуть жертв депортации.

"Кавказский узел" информировал, что в Чечне День памяти и скорби 23 февраля отмечался до 2011 года, пока власти не решили отмечать все российские государственные праздники наравне с другими регионами. В апреле 2011 года спецкомиссия объявила, что День памяти и скорби народов республики будет ежегодно отмечаться 10 мая - в день похорон первого президента Чечни Ахмата-хаджи Кадырова, убитого в результате теракта 9 мая 2004 года. При этом руководство Чечни призвало население республики отказаться от употребления термина «депортация», заменив его словами «выселение» или «репрессии». При этом опрошенные "Кавказским узлом" социологи полагают, что чеченским властям не удастся вычеркнуть дату начала депортации из памяти народа.

Рядом с кладбищем селения Ярык-Су Новолакского района Дагестана 19 февраля 1989 года был установлен памятник жертвам сталинских репрессий, и с тех пор ежегодно 23 февраля у камня скорби собираются чеченцы, проживающие в Новолакском районе Дагестана и из приграничных сел Чечни, чтобы помянуть тех, кто умер в годы депортации, рассказал корреспонденту "Кавказского узла" один из инициаторов установки камня скорби, член Совета старейшин Дагестана Имампаша Чергизбиев.

"23 февраля мы как всегда соберемся у камня скорби, чтобы прочитать дуа, провести мавлид и зикр [мусульманский обряд поминания]», - сказал он.

С каждым годом в Ярык-Су ездит все больше людей из приграничных сел Чечни

Один из местных жителей заявил "Кавказскому узлу", что считает неправильным переносить мероприятия по случаю дня памяти жертв депортации на другой месяц. "Мы считаем, что день, когда наш народ отправили в ссылку - это дата скорби, которую нельзя переносить на другой месяц", - сказал он.

Мовсар, житель чеченского селения Ойсхара, которое находится в приграничной зоне с Новолакским районом, рассказал "Кавказскому узлу", что он и некоторые жители Энгель-Юрта и Нойбера в день траура и скорби приезжают 23 февраля на траурные мероприятия в Ярык-Су.

«Ездить к соседям в этот день мы стали после того, как в нашей республике стали запрещать совершать поминальные мероприятия по погибшим нашим людям в годы депортации 23 февраля. Устроили день траура в мае. Если бы в мае высылали, то столько людей бы не погибло в пути. Я считаю, что перенос такой траурной даты – это неуважение к тем, кто умер в ссылке от холода и голода. Их мы и помянем 23 февраля, и проведем у камня скорби все необходимые поминальные мероприятия», - сказал Мовсар.

С каждым годом в Ярык-Су ездит все больше людей из приграничных сел Чечни, добавил он.

Член Совета старейшин Дагестана рассказал о депортации своей семьи 23 февраля 1944 года

Имампаша Чергизбиев рассказал, что в феврале 1944 года ему было семь лет, и он хорошо помнит, как в вагоне, в котором ехала его семья, умер мужчина, и его тело спрятали в дальнем углу вагона, закидав всяким хламом, поскольку родные надеялись предать тело земле, согласно обычаям, когда доберутся до места, а детям строго-настрого наказали в тот угол даже не заглядывать. Но на одной из остановок вошли солдаты, стали проверять весь вагон, и, обнаружив тело умершего, волоком вытащили его и, раскачав, скинули в сугроб, не обращая внимание на крики обезумевшей от горя жены этого человека.

«Я спрятался за спину отца и запомнил хорошо, что у солдата, который тащил тело умершего, был на ружье такой же штык, как и у того бойца, что стоял у них во дворе в то утро, когда нас выселяли», - рассказал Чергизбиев.

Чергизбиев рассказал, что рано утром всех мужчин собрали в школе, которая находилась рядом с их домом. «Отец вернулся очень быстро, сказал матери, что нас выселяют, одевай детей потеплее. Мама никак не могла понять, что такое «выселяют», но стала будить младших братьев. А отец залез на чердак, стал сбрасывать сено, кукурузные снопы для скота, зашёл в овчарню, выпустил коз и баранов в сад, который находился позади нашего дома. Тогда мне не было понятно, зачем он все это делает, лишь повзрослев понял, что отец таким образом оставлял корм животным», - отметил он.

По его словам, отец приказал маме одеть на сына рубашку «сталинку» с большими карманами и подпоясать мальчика ремнем, а в карманы положить все имеющиеся в доме деньги, застегнув их булавками. За всеми приготовлениями к отъезду молча наблюдал солдат, который стоял во дворе дома.

«Вообще военных в нашем селе Минай-Тогай было много. Одни кричали на людей, торопили, чтобы быстрее собирались, слышен был отовсюду женский плач. Было очень шумно. Я стоял на пороге дома уже одетый в «сталинку» и замотанный какой-то тяжелой и очень неудобной шалью. Шел снег, такие большие белые снежинки падали на землю и тут же таяли. Я стал ловить ладошкой снежинки, смотрю, и солдат тоже старается поймать снежинку и слизывает ее с ладони. А потом подъехала большая машина, и отец, подхватив меня и двух моих братьев, подсадил нас в кузов и стал забрасывать туда вещи и всякие узелки с едой, которые успела собрать в дорогу мама. В эту же машину удалось сесть всей нашей родне. Ночью нас привезли на железнодорожный вокзал Хасавюрта и начали грузить в товарные вагоны», - продолжил рассказ Чергизбиев.

Поезд отправился в день праздника Красной Армии 23 февраля 1944 года, а утром 8 марта эшелон со спецпереселенцами прибыл в Октябрьский район Джалал-Абадской области Киргизской ССР, отметил он. «Наша семья и братья отца все поехали в село Дмитриевка. Нас поселили к русской бабушке, которая жила с дочкой. В двух маленьких комнатках жили мы все вместе, пока отец с братьями не построили дом. В Дмитриевке я закончил семилетку и поступил в ФЗО [школа фабрично-заводского обучения], получил специальность механизатора. Люди выживали, как могли: голодали, строились, работали. В первый год ссылки много умирало людей, в основном, дети да старики», - вспоминает член Совета старейшин Дагестана.

Он сообщил, что первый раз после выселения попал в свое родное село, когда отслужив в Армии, приехал в Дагестан в декабре 1956 года. «Я был еще в солдатской форме. Ауховского района уже не было, его земли включили в состав новообразованного Новолакского и Казбековского районов. Я приехал в селение Минай-Тогай, вспомнил и узнал родной дом. В селе жили переселенные сюда лакцы, а в нашем доме проживал директор школы. Он встретил меня очень гостеприимно. У меня была еще одна цель – узнать точную дату моего рождения, потому что метрику о моем рождении потеряли. А дядя мне сказал, что дата моего рождения указана на деревянных ставнях окон нашего дома. Ставни были прежними, и я прочитал дату – 1938-й год», - рассказал Чергизбиев.

В 1957 году, говорит он, начался процесс возвращения чеченского народа на родные земли, а дагестанские чеченцы возвращались группами. «Непосредственно в наши селения [бывшего Ауховского района] нас не пустили, людей распределяли по населенным пунктам Хасавюртовского, Кизилюртовского и Бабаюртовского районов. Все это время после возвращения из ссылки мы боремся за восстановление Ауховского района. Есть закон о репрессированных народах, есть постановление съезда народных депутатов Дагестана о восстановлении Ауховского района, но в нашей стране законы часто остаются только на бумаге», - отметил собеседник.

Инициативной группе дагестанских чеченцев удалось установить памятник жертвам сталинских репрессий, несмотря на активное противодействие со стороны властей, указал Чергизбиев.

«Нам это делать не разрешали. Вызывали на ковер чиновники, сотрудники правоохранительных органов угрожали.  Всяко было. А когда все-таки памятник установили, то почти неделю мы круглосуточно дежурили у камня скорби, так мы назвали памятник жертвам сталинизма, чеченцам-аккинцам. Мы боялись, что ночью к кладбищу подгонят бульдозер и памятник снесут. Обошлось вроде. Но через полгода, в июле 1989 года, местными властями был организован митинг в селении Новолакское, на котором требовали перенести памятник за пределы Новолакского района, а чеченцев выселить в Шелковской район Чечено-Ингушской АССР. Сейчас страсти поутихли", - отметил он.